Комментатор партий Гран-при ФИДЕ по шахматам среди женщин гроссмейстер Евгений Мирошниченко рассказал об особенностях своей работы.
— Евгений, помнишь, как началась твоя карьера комментатора?
— Сейчас уже трудно вспомнить. Кажется, это было году в 2010-м. Меня пригласил Али Нихат Язычи, бывший президент турецкой федерации, на роль журналиста-комментатора или некоего эксперта. Спустя два года в Турции, в Стамбуле проходила Олимпиада. Приезжаю с тем, чтобы заниматься привычным делом, меня встречает мой друг Марк Глуховский и с порога спрашивает: «А ты знаешь, что будешь комментировать здесь?» — «Ну, да, знаю!» — «А знаешь ли, что будешь комментировать вживую?» Это был мой первый опыт.
Мне было страшно, я трясся перед микрофоном. Особенно интересным был первый день, потому что я понимал: слушать будет много людей. Заготовил себе для трансляции бумажку с текстом, что буду говорить — листа полтора от руки… Все это произнес секунд за 15, после чего в эфире повисла жуткая пауза! (Смеется). Горло у меня сдавило.
— То есть…
— Мне было очень страшно! Но… потом сказали люди: «Мы тебя слушали, не так-то все у тебя было ужасно». Когда видишь, что творят в эфире Петр Свидлер с Яном Густафссоном, ты понимаешь, что попал на прекрасное шоу, — я всегда по этому поводу рефлекcировал: как сам выгляжу в эфире? Какой у меня английский, насколько хорошо вижу шахматную составляющую и т.д.
— Что главное для комментатора, работающего в прямом эфире?
— Все мы, гроссмейстеры, которых привлекают комментировать онлайн, делаем одну и ту же ошибку — нельзя погружаться в позицию слишком глубоко. К сожалению! Нам хотелось бы погружаться, но… коль скоро мы стараемся расширить аудиторию, тут глупо говорить о каких-то красивых, сложных, длинных вариантах, — ведь их понимает сто человек.
Если у тебя есть аудитория 10-20 тысяч зрителей, естественно, тебе надо быть с ней попроще. А идеально работает формат «гроссмейстер/продвинутый любитель» — его пару раз испытывали с Дирк Яном тен Гюзендамом, главным редактором «New in Chess». Я комментирую, а он выступает в качестве такого новичка, и, когда я слишком забываюсь, спрашивает: «А почему, ты говоришь, что два слона — хорошо в этой позиции?!»
— В Ханты-Мансийске ты работаешь один. Насколько это тяжело?
— Мне — очень тяжело. Вот я смотрю, допустим, на Сергея Шипова, который с этим очень легко, по крайней мере внешне, справляется. У него все время идет некий диалог с залом, который иногда присутствует, а иногда остается воображаемым. Здесь даже не так важен уровень, наверное, если я сяду комментировать вместе со Свидлером, то буду чувствовать себя неловко, предлагая какие-то шахматные ходы.
— С кем тебе было бы интересно работать в паре?
— Мне кажется, у меня был прекрасный дуэт с Эмилем Сутовским. Почему? А дело в том, что мы с ним почти по любому поводу расходились в оценке… Это, может быть, выглядело глупо, с другой стороны было очень интересно. Все время было противостояние.
— Пробовал ли ты комментировать не шахматы?
— Нет. К сожалению. Мне есть, что сказать по целому ряду видов спорта. Если был бы шанс, то я сразу взял бы на себя ответственность за многие виды бильярда. А когда-то была вероятность, что мне доведется комментировать шах-бокс, его шахматную составляющую…
— Как тебе со стороны собственный голос?
— Когда в первый раз пытаешься записать свой голос (в моем случае, на магнитную ленту — был у меня магнитофон «Весна»), это повергает в шок. Но сейчас как-то привык.
— Самый сложный момент в твоей карьере комментатора?
— Не знаю, насколько сложным, но невероятно неожиданным был момент, когда ко мне в эфир на Олимпиаде в Баку пришел президент Азербайджана Ильхам Алиев. Главное, что я о предстоящем визите ничего не знал! Обычно ты ждешь от VIP-гостей, что они посмотрят на тебя и пойдут своей дорогой. А тут он приходит, здоровается за руку… Задал ему даже пару каких-то вопросов, он на вполне достойном английском на них ответил — что, мол, рад всех приветствовать и прочее. Я разволновался, хотя на тот момент опыта у меня хватало.
Если на то пошло, то каких-то откровенных «посадок в лужу» у меня и не было.
— А техника подводила?
— На память приходят два случая. В Эйлате на клубном чемпионате Европы, по-моему, в 2013 году и в Шамкире два года спустя. В Израиле решили применить ноу-хау: трансляция от досок шла не по проводам, а через wi-fi. Все бы хорошо, но интернет отвалился, и первые 10 минут я комментировал «с камеры». Выглядело это так: «Смотрим на позицию, вот у нас ферзевый фланг, вот — королевский. Кажется, у Адамса выиграно! Ан-нет, у его противника среди фигур ладья притаилась…»
А в Азербайджане в один из дней у нас вдруг отвалились волшебная коробочка со связкой проводов, и из всего: «картинки», диаграммы доски и той, на которой показываю варианты, осталась лишь возможность смотреть в зал. Мало того, у меня еще отказал монитор, — и я вообще не видел, что происходит в зле. То есть камера что-то показывает, а я что-то говорю…. И так мы держались примерно минут сорок!
— Как случилось, что ты стал комментировать по-английски?
— Это все началось со Стамбула, с Олимпиады-2012. Когда только начиналось, действительно очень волновался, концентрировался. Комично другое: ни разу в жизни не комментировал на русском языке в формате интернет-трансляции на большую аудиторию. Все же, я смею на это надеяться, русским немного владею.
— Ты принципиально не пользуется «движками» во время работы?
— Когда это все только начиналось, то как идея был выбран формат: «комментарии гроссмейстера, который не видит оценку компьютера». Имитация мыслительного процесса, о чем я думаю в данной конкретной позиции. Поэтому стараюсь им не пользоваться. Я могу сделать исключение в какой-то невероятно сложной позиции или в конце эфира.
Как мне видится идеальная трансляция: кроме пары гроссмейстера с журналистом здесь должен быть еще третий человек, который, возможно, даже не находится в студии. Такой компьютерный «гик», который будет говорить зрителям: «Ребята, забудьте все, что только что вам рассказывали. Это — неправда! Большая ЭВМ дает нам то-то и то-то…»
— Как сделать шахматную трансляцию более захватывающей?
— Прежде всего, повышать интерактивность. Мне очень нравится то, что делают ребята из chess24.com — у них просто моделируемый чат, в котором любители могут задавать нам вопросы. Как ни странно, можно больше показывать комментаторов, многие из которых во время анализа ведут себя довольно эмоционально. Это привлекает внимание.
Одно из главных отличий шахмат от других, более популярных, видов спорта в том, что у нас все гораздо менее концентрировано. Поэтому идеальная трансляция, если уж она идет так долго, должна как можно чаще перемежаться какими-то врезками. Это должно быть гибридом трансляции турнира с шоу «За стеклом» — тогда ее будут смотреть все!
— В Ханты-Мансийске ты помогаешь иранской шахматистке Сарасадат Хадемальшарьех, которая, кстати, за три тура до финиша идет впереди. Удается во время трансляции не болеть за нее?
— Если что-то и проскакивает, то скорее наоборот — разочарование, когда она делает не те ходы. На этом иногда себя ловлю. Возникает паника: получила хуже, значит проиграет. Да… это непросто. Скажу, что в принципе, быть женским тренером — непросто.
— Часто ли тебе доводилось работать в Ханты-Мансийске?
— Да. Мне кажется, побывал здесь уже во всех ипостасях. Началось с 2005 года, когда я был здесь в качестве игрока на Кубке мира: честным порядком отобрался, приехал играть в шахматы. В следующий раз приехал в 2011-м, когда тренировал турецкого гроссмейстера Бариша Эсена. А после этого было уже и несколько комментаторских опытов.
Мне здесь нравится, здесь знаешь, чего ждать. Когда в шахматной тусовке ты говоришь слово «Ханты», все понимают, о чем речь. Это небольшой город, в котором можно целиком сосредоточится на игре, что выгодно отличает его от больших мегаполисов, ведь многие из нас не столько ищут развлечений, сколько наоборот пытаются замкнуть свое пространство.
— Интересен ли тебе пятый этап женского Гран-при как зрителю?
— Для женского турнира все складывается очень неожиданно. После семи туров вообще ничего неясно — я такого не припомню. Ну а мне приходится почувствовать себя чуть-чуть в роли шизофреника, который готовит, переживает и волнуется за одну из шахматисток, при этом выступает в роли комментатора, который должен сохранять объективность.
